1. Общий источник всех душевных состояний
2. Радость и печаль
3. Наружные признаки радости и печали
4. Зависть
5. Надежда и отчаяние
6. Страх и мужество
7. Гнев со всеми его степенями
8. Гордость
9. Презрение
10. Стыд
11. Удивление.
12. Страсти.  
13. Любовь
14. Какие частные страсти рождаются от любви
15. Ревность
16. Ненависть
17. Объедение и пьянство
18. Страсть к играм
19. Страсть к зрелищам
20. Корыстолюбие
21. Сластолюбие
22. Честолюбие
23. Страсти возникают на фоне привычки
24. Самолюбие, эгоизм
25. Какая сущность всех душевных состояний?
26. Влияние  душевных состояний на человека
27. Следствия некоторых душевных состояний
28. Начало душевных состояний в человеке
29. О наслаждении изящными предметами
30. О бескорыстных чувствах

Начало

Чувствования отличаются от познаний тем, что они в душе происходят неотчетливо, часто не можем угадать причины..

Человеческие страсти – сильнейшие желания; рождаются от представления удовольствий, ожидающих в том, или другом случае.

Душевные состояния, или чувства удовольствия и не удовольствия, являются в душе не случайно, имеют свои причины и свои постоянные законы.

Источник душевных состояний является чувство самосохранения, или самолюбия. Естественно, что человек любит самого себя и старается о самосохранении; без этого чувства человек не был бы человеком; а потому естественно также, что
Человеку нравится всё, что содействует его самосохранению, и рождает в нем неудовольствие всё, что мешает этому чувству и препятствует его жизни.

Радость – это удовольствие,приятное ощущение, которое рождается в нас, при мысли, что мы обладаем каким-либо желанным благом, при удовлетворении какого-то стремлениия, иногда естественной нужды, иногда како-то привычки.
Чувство радости иногда предшествует действительному обладанию желанным благом, удовлетворению привычки.
Иногда рождается от одной надежды, что можем получить то благо, к которому стремимся.
Так, напр., человек больной радуется от одной надежды, что он скоро выздоровеет.
Кто-то прилагает все усилия к приобретению какого-либо блага, радуется при одной мысли, что он скоро достигнет своей цели.
Многие гораздо более испытывают радости до получения какого-либо блага, от одной мысли о своей близости к цели, чем после получения его.
Так что часто у самой цели люди разочаровываются, чувствуют меньше удовольствия. Вероятно, это происходит от завышенных ожиданий, чем можно получить в действительности.

Высшая степень радости называется восторгом.
Не всякий человек склонен к радости или к восторгу: есть люди, совсем не способные к восторженному состоянию; другие, напротив, от всего приходят в восторг.

Чувство радости не должно смешивать с веселостью.
Веселость больше относится к нраву и означает склонность к приятному расположения духа, происходящую от внутреннего довольства, от душевного спокойствия.

Чувство противоположное радости называется печалью.
Печаль происходит в душе при мысли о том благе, которое мы или утратили, или не могли получить, не смотря на все наши старания.
Кто хочет утешить человека печального, тот должен развлекать его, т. е., заставить его не думать о своем горе, удалить от него все, что напомнило бы ему о предмете печали.
Но время лучше исцеляет раны сердечные, чем словесные утешения.

Мы часто испытываем печаль и при виде чужой горести. В этом случае печаль наша – есть сочувствие страданиям ближнего.

Существует много слов для выражения разных видов печали, а для противоположного чувства имеется только одно название – радость.
Это происходит от того, что в жизни людей гораздо больше печалей, чем радостей, от того, что всё неприятное мы чувствуем глубже и помним дольше, а все радостное скоро забываем.

Слабейшая степень печали обозначается словом огорчение, грусть.
Слово досада выражает иногда слабый вид печали, а иногда печаль, соединенную с другим неприятным чувством – гневом.
Скорбь иногда выражает высшую степень печали, иногда же употребляется в смысле, совершенно равносильном слову печаль.
Высшую степень печали называют также унынием. Оно бывает соединено с потерей энергии, упадком всех сил физических и духовных.
Чувства всегда трудно выразить словами.

Радость оживляет человека, возбуждает его энергию; в радости человек как бы расширяется; голова поднимается вверх; глаза смело устремлены на всех; походка твердая и легкая.
Напротив печаль убивает силы: человек как будто сжимается, голова наклонена, глаза потуплены, лицо туманно.
Радость любит излиться, обнаружиться в чем-либо.
В радости человек бывает общителен, хочет с кем-либо поделиться.
Особенно трудно затаить в себе восторг. В восторге человек готов обнять всякого, даже врага своего.
Радость наша увеличивается, если кто-нибудь разделяет ее с нами.
Стараясь сообщить другому свой восторг, мы просто следуем порыву тщеславия, мы как бы хвастаем своим счастьем, мы хотим, чтоб все нам завидовали.
Горесть и уныние, напротив того, не сообщительны.
Унылый человек бывает молчалив, любит уединяться, скрываться от людей.
Все это есть действия того же тщеславия и самолюбия.
Мы не хотим возбуждать в людях сожаления к себе; гордость не позволяет нам делать себя предметом соболезнования одних и тайной радости других.
Но бывает и на оборот. Бывает, что человек, как говорится, рисуется своей печалью, ищет возбудить сожаление в других, хочет как бы сказать: смотрите, сколько я выношу горя! Я настоящий герой страдания!

Нельзя здесь пройти молчанием того замечательного явления, что душа человеческая часто находит какое то странное удовольствие в самой печали, что ей приятны тихая грусть, горестное настроение мыслей. Иначе нельзя объяснить того факта, что мы с таким удовольствием слушаем печальную музыку, печальные песни, что народные песни больше всего дышат грустью, проникнуты меланхолией. Не от того ли это происходит, что чувствовать вообще – значить жить, а душа естественно привязана к жизни и к чувствам, какие бы они ни были?

Зависть есть чувство неудовольствия или даже скорби, происходящее в душе при виде блага, принадлежащего другому, блага, которое нам хотелось бы иметь самим.
В этом смысле зависть можно назвать особенным видом печали.

Из всех чувств зависть наиболее распространена между людьми, так что редкий может служить исключением из этого правила. Все может возбуждать и питать это низкое чувство. Малейшие выгоды, принадлежащие другим, кажутся обидой завистливому. Благо, которое в чужих руках возбуждает его зависть, теряет половину своей цены, когда им приобретается. Очень редко бывает, чтоб это дурное чувство не порождало множества других, не менее дурных чувств. Завистливый легко предается гневу, при виде умножения благ ближнего; он бывает рад, когда предмет его зависти терпит несчастья; он готов мстить ему, как своему личному врагу; все добрые чувства – любовь, сожаление, радость недоступны сердцу, исполненному зависти.
Наконец, зависть еще тем отличается от других чувств, как например гнева, страха, отчаяния и пр., что последние чувства бывают временные и скоропроходящие, и хотя действуют сильно, но скоро и исчезают; зависть же, хотя никогда не овладевает душой в такой сильной степени, но за то бывает продолжительнее.

Надежда есть приятное состояние души, происходящее от представления, что мы получим благо, к которому стремимся и которое способно доставить нам удовольствие. Таким образом
Надежда – есть предварительное наслаждение тем благом, которое ожидает нас в будущем.
Это состояние предшествует, сопровождает и поддерживает душу во всех её стремлениях, так что душа без неё не могла бы напрягать своих сил для получения чего-либо
Хотя разум часто внушает человеку, что он не должен ожидать успеха в некоторых случаях, но надежда не только не покидает его, но всегда подкрепляет и возбуждает его силы, так что большая или меньшая степень надежды часто служит залогом успеха в известных предприятиях.
Сердце человеческое так сродно надежде, что она, не покидает нас в самых отчаянных и крайних случаях.
Утопающий, говорят, хватается за соломину, а это выражает ту мысль, что надежда не покидает нас и там, где, по-видимому, нет никаких оснований надеяться.
Эта упорная привязанность человека к данному чувству объясняется любовью к жизни и чувством самосохранения. Они составляют основу нашей жизни, и которые покидают нас лишь вместе с самой жизнью.

Отчаяние есть чувство противоположное надежде.
Оно происходит от представления, что мы не можем уже приобрести того блага, к которому стремились.
Отчаяние имеет свои степени и свой объем. Чем выше и необходимее то благо, получить которое мы отчаялись, тем чувство это бывает тяжелее для нас.
Сильная привязанность человека к жизни заставляет его отвращать чувства отчаяния.
Если надежда обманула в одном, он начинает стремиться к чему-либо другому.
Но, если отчаяние сильно овладело душой, оно производит в ней страшное опустошение, лишая ее энергии, притупляя всякое чувство.
Иногда же внезапное отчаяние производит совершенно противоположное действие: оно напрягает душевные и телесные силы до изумительной степени, так что человек в отчаянии совершает такие дела, которых в спокойном состоянии никогда не мог бы исполнить.

Страх есть то неприятное и беспокойное состояние души, в которое впадает она от представления близкого несчастья, или близкой опасности.
Чувство страха овладевает душой внезапно и сильно; иногда же останавливается на низшей степени, если душа твердостью воли побеждает его.
В начале своем оно бывает простым беспокойством, которое не ясно представляется уму; но, по мере усиления, оно делается тягостнее, и наконец овладевает всею душой, заглушая в ней все прочие чувствования.
На этой степени оно называется ужасом.
Ужас производит оцепенение, т.е., так поражает все силы души и тела, что человек не может ни мыслить, ни двигаться.
В этом состоянии лицо бледнеет; волоса становятся дыбом; кровь приливает к сердцу; руки и особенно колена дрожат; дыхание стесняется; язык немеет.
Но иногда бывает и наоборот человек получает, как в отчаянии, необыкновенную энергию и обнаруживает необычайные силы.
Обращает ещё одно обстоятельство, именно страх в большой массе людей делается заразительным; от чего произошло название панический страх.
Панический страх тем отличается от обыкновенного, что он, переходя от одного к другому, растет подобно снежной лавине.

Слово «мужество» часто употребляется, как выражение душевного состояния, противоположного страху.
Мужество не является собственно каким-то определенным ощущением, это общее настроение души, т.е., уверенность в собственных силах, и относится более к характеру, нежели к душевным ощущениям.

Гнев – есть то неприятное ощущение души, которое рождается в человеке или при мысли, что у него отнимают какое-либо благо, ему принадлежащее, или при виде оскорбления наносимого ему кем-нибудь. Это чувство рождается в нас иногда и от внутренней причины; когда, например, мы по какому-либо поводу бываем недовольны самими собою.
Оно всегда почти сопровождается стремлением излиться на чем, или на ком-либо, удовлетворить себя чем-либо.
Чувство гнева имеет множество степеней и видов.
Низшие степени гнева:
а) досада или огорчение, когда человек чувствует какое-то нетерпение;
b) раздражительность, когда человек часто предается гневу: он происходит чаще всего от болезненного состояния организма;
с) каприз, так называется гнев беспричинный, неосновательный: он более свойственен детям и людям избалованным.

Высшая степень гнева называется яростью, а иногда бешенством.
В этом крайнем напряжении чувств люди теряют всякую власть над собою и готовы, так сказать, все уничтожить.
Чувство мстительности, желание излиться на чем-либо, особенно сильно обнаруживаются в ярости.

Гордость есть чувство, которое рождается в нас, когда мы представляем, созерцаем умственно свои достоинства действительные, или воображаемые, внутренние или внешние.
Сравниваем своё положение и временные блага, богатство, происхождение с положением и благами других людей.
Гордость есть удивление самому себе.

Из всех чувств гордость есть ближайшее исчадие самолюбия; и Поскольку нет человека без самолюбия, то редко бывает и без гордости.
Как бы человек ни был несчастен и обижен судьбою, как бы он ни был ограничен по внешнему и внутреннему состоянию, он всегда найдет случай сравнить себя с другим и внутренне отдать себе преимущество.

Гордость ничего не имеет общего с похвальным чувством уважения к самому себе.
Уважение должно быть основанием доброй жизни и следствием истинных достоинств:
только мы должны уважать не слабости свои, а то что достойно в нас уважения, и в следствие того – стремиться к исправлению своих недостатков.

Гордость имеет свои изменения и степени.
Тщеславие – есть склонность находить удовольствие в пустых и ничтожных преимуществах:
например в красоте, в богатстве одежды и прочем.
Спесь иногда означает высшую степень гордости, иногда же есть название всего того, что гордость заключает в себе смешного.
Надменность выражает высшую степень гордости.
Она невольно проявляется в наружных признаках, каковы: некоторая торжественность в речах и движениях, поднятая вверх голова, важный взгляд и проч.

Гордость чаще всего бывает свойством людей ограниченных, нежели истинно умных и достойных.
Человек истинно умный не может предаться гордости, так как, хотя он и чувствует в себе много достоинств, но, в тоже время, очень хорошо понимает и свои недостатки.
Напротив того, ограниченный ум не может оценить себя по справедливости; ему всегда кажется, что он обладает удивительными достоинствами.
Случается, впрочем, и очень часто, что видимою спесью некоторые намеренно прикрывают внутреннюю пустоту души.

Презрение иногда бывает следствием гордости, а иногда рождается из других более благородных и похвальных чувств.
В последнем случае, презрение чаще всего есть неудовольствие, или неприятное чувствование, которое возникает в душе от представления какого-либо низкого и бесчестного поступка или свойства.
Но, если презрение рождается от гордости, то оно есть как бы мысленное уничижение и пренебрежение всех других личностей в сравнении с собственной личностью.

Чувство презрения может быть иногда обращено и к самой нашей личности. Бывает часто, что человек, обладаемый пороками и доведший себя до нравственного унижения, обращаясь мысленно к своей личности, начинает презирать самого себя, начинает стыдиться своих поступков: и тогда это чувство выражается в угрызении совести, в досад на самого себя и бывает очень тягостно, но за то становится нередко началом исправления и доброй жизни. Впрочем самолюбие человека таково, что он редко презирает даже свои недостатки.

Стыд есть тягостное ощущение, рождающееся в душе при мысли, что мы совершили что-либо недостойное, смешное или низкое.
Иногда это чувство рождается не только при совершении дурного дела, но при одной мысли о нем, и даже при взгляде на чей-либо дурной поступок.
Воспитание, нравственное состояние, характер и другие обстоятельства определяют его степени.
Кто получил хорошее воспитание, с малых лет привык к добрым мыслям и поступкам, чаще и больше других стыдится всего дурного.
Еще больше значит в этом случае привычка.
Вид порока, который в первый раз покрывает стыдом лицо человека, не внушает ему никакого смущения, как скоро он привыкнет к нему.
Отмечается в особенности то, что много есть людей чрезвычайно и непритворно стыдливых в обществе, но очень смелых на всякие поступки наедине.

Чувство стыда может и должно служить рычагом для управления людскими поступками; в особенности должно пользоваться им при воспитании детей, в которых оно еще не заглушено знакомством с пороками.

Все вообще душевные состояния трудно поддаются умственному анализу, но между ними всего труднее анализировать удивление. Всякий, по собственному внутреннему опыту, более или менее понимает, что значит удивление; но пересказать или определить это состояние души, кажется, нет возможности. Удивленно нельзя приписать даже и того, что составляет отличительный признак предыдущих состояний, именно, приятного или неприятного ощущения: потому что оно собственно есть состояние безразличное. Причиной, которая возбуждает в нас удивление, бывает что-либо необыкновенное, неожиданное и не похожее на все то, к чему мы привыкли и что ожидаем по естественному ходу вещей. Далее, естественно, что человек опытный, умный, не так часто испытывает чувство удивления, как человек неопытный, малосведущий. Так как первому все известно, все предвидено, а второму все ново, непонятно. Вот от чего дети всему и всегда удивляются.

Страсти отличаются от других чувств тем, что преобладающей элемент в них есть сильное и непрерывное желание, или стремление к известному удовольствию;
Все страсти – суть видоизменения одной любви.

Думая о том удовольствии, какое доставляет или доставлял нам известный предмет, мы чувствуем к нему любовь или стремление.
Если кто-то говорит, что он любит виноград, то этим выражает, что вкушение винограда доставляет ему удовольствие.

Любовь определяют еще как стремление души – обладать любимым предметом, и это большей частью справедливо; однако же бывают случаи, когда любовь есть простое ощущение удовольствия, при представлении какого-либо предмета, без желания или стремления обладать этим предметом.
Например: я люблю красивое местоположение. Тоже самое можно сказать о любви родственной: о любви к детям, к родителям, к друзьям и к другим лицам.
Здесь любовь есть ощущение удовольствия, производимого в нас самим бытием и самим счастьем любимого предмета.
Человек иногда чувствует любовь даже к ничтожным вещам, но только в том случае, когда они возбуждают в нем и какие-либо приятные воспоминания.

Любовь, как источник всех страстей, заключает в себе существенный элемент, делающий ее страстью, именно – желание или стремление обладать предметом любви.
В этом последнем случае любовь проявляется, как следующие частные страсти:
1-х, страсти телесные: а) объедение и пьянство; б) страсть к зрелищам.
Телесными называются сии страсти от того, что они имеют своим источником чисто телесные впечатления;
2-х, страсти духовные, т.е. происходящие от душевных представлений:
а) корыстолюбие; б) честолюбие; с) страсть к научным занятиям и пр.

Ревность – есть следствие любви и видоизменение зависти.
Она рождается от того, если мы предмет своей любви видим в чужом обладании, или предполагаем, что он не имеет к нам сочувствия, или по крайней мере, более сочувствует другому лицу, чем нам.
Тогда это другое лицо делается существом, внушающим нам неудовольствие, ревность.
Ревность есть чувство в высшей степени неприятное и – тем неприятнее, чем предмет любви, возбуждающей ее, дороже и ближе к нашему сердцу.
Она бывает или следствием сильной любви, или следствием недоверчивости к самому себе, когда человек начинает считать себя не стоящим любви, или, наконец, следствием подозрительного и беспокойного нрава.
Это чувство не одобрительное и, при высшем своем развитии, чрезвычайно мучительное.
В нем могут скрываться и оскорбленное самолюбие, и гордость, и чувства мстительности, и многие другие, не менее низкие чувства.

Ненависть есть чувство противоположное любви.
Это есть неудовольствие, рождающееся в душе, при представлении какого-либо предмета или лица, причиняющих нам огорчения.
Ненависть, как и любовь, весьма часто бывает обращена к вещам неодушевленным, и в таком случае она есть воспоминание о каком-либо неудовольствии, связанном с этой вещью.
Чувство любви заключает в себе желание обладать предметом любви; напротив, чувство ненависти заключает желание удалить от себя, даже уничтожить, предмет ненависти.

Ненависть чаще всего бывает следствием каких-либо нанесенных нам обид или оскорблений со стороны предмета, возбудившего это чувство.
Для ученого всего чувствительнее оскорбление его учености; для корыстолюбца досаднее всего уменьшение его корысти; для матери прискорбнее всего оскорбление её детей и пр.
Но ненависть всего опаснее тем, что возбуждает желание мести, желание, которое у многих превращается в жестокую страсть.

Страсти телесные проистекают из впечатлений телесных. Таковы более всего объедение и пьянство.
Первое состоит в желании, как можно более и чаще получать приятное ощущение, происходящее во время принятия пищи,
а второе состоит в стремлении произвести в себе то приятное состояние, которое называется опьянением.
То есть сначала возбудить в себе веселость, а потом отуманивание головы, помрачение ума и чувств.
Впрочем в пьянстве некоторым больше нравится сам процесс питья, самое ощущение вкуса вин, а другим – само опьянение, которое бывает следствием питья.

Многие ли думают о том, что для человека, ведущего сидячую жизнь, подверженного геморрою, каждый лишний глоток напитка содержащего алкоголь –вещь совершенно лишняя и часто вредная, и что чем меньше он пьет и есть, тем бывает здоровее? Кому придет, напр., в голову, что половина тех яств и напитков, которые мы привыкли употреблять, даже больше, чем половина, вредны, излишни, совершенно чужды потребностям и свойству нашего организма! Все мы живем под владычеством привычек, рутины и излишества.

Основание этой страсти заключается в волнении крови, происходящем от ожидания неизвестных результатов, столь заманчивого для человеческого любопытства.
При всем разнообразии игр, главная привлекающая к ним причина именно заключается в том, что они волнуют кровь, питают надежды, возбуждают страх, радость, ожидание и пр.
Отсюда очевидно, что страсть эта вмещает в себе много других душевных состояний и основана на волнении чувств.
Всего более доказывается это так называемыми азартными играми.
Впрочем, азартными могут сделаться всякие игры в известных случаях.
В наше время две игры более всего распространены между людьми, картежная и бумажная. Не смотря на их видимое различие, они с Психологической точки зрения совершенно сходны между собою: ибо в обеих удовольствие состоит в волнении крови, в игре разных чувств –надежды, страха, досады, отчаянии, радости и пр.

Страсть к зрелищам состоит в стремлении к удовольствиям, доставляемым впечатлениями зрения вообще; в частности же, здесь разумеется страсть к зрелищам театральным.
Сии зрелища привлекают к себе всякого человека; но страсть, или сильное и неудержимое желание постоянно доставлять себе это удовольствие, бывает только у немногих, так называемых театралов. Разные театральные представления возбуждают в душе различные чувства. Комедия привлекает тем, что возбуждает смех, чувство веселости и приятного настроения духа; трагедия напротив, возбуждает в нас чувство сострадания, страха, надежды, сожаления, негодования, участия и пр.

Что сказать о нравственной стороне страсти к театральным зрелищам? В нравственном отношении то полезно, что питает добрые чувства, укрепляет душу, вливает трезвые впечатления; напротив того, все, что льстит дурным чувствам, расслабляет характер, возбуждает нечистое воображение, вредно. Отсюда не трудно решить, какое значение для души могут иметь театральные зрелища. Беспристрастно говоря, страсть к представлениям собственно драматическим не может заключать в себе значительного нравственного вреда; но не трудно понять, какое влияние могут иметь на людей те зрелища, которые распаляют воображение молодых людей видом обнаженных членов, страстных и возбуждающих движений красивых женщин. Какой сведущий Психолог, какой мыслящий ум, чистосердечно может объявить, что такие зрелища могут быть полезны кому-либо и в чем-либо? И посмотрите какой рождается плод от этих зрелищ: здесь жалкий безумец, жертвующий своим достоянием для приобретения благосклонности порочной женщины; там – другой, посвятивший все силы души, данные ему Богом для пользы ближних и собственной, на поклонение идолу зрелища; далее – двое других, вызывающих друг друга на смертельный поединок из-за улыбки срамной женщины!

Страсть к зрелищам тем еще отличается от других страстей, что она делается как бы всеобщей, народной: такова была она в Риме, во времена Императоров, когда народ требовал для себя только двух вещей, хлеба и зрелищ! Такова она в наше время в Париже и в некоторых других столицах.

Корыстолюбие есть сильное желание приобрести богатства, в особенности же деньги, которые служат представителями всякого богатства.
Отличительное свойство этой страсти есть то, что она сильнее всех других распространена между людьми, так что нет почти ни одного человека, который не был бы ею заражен более или менее.
Это происходит от того, что богатство есть средство к приобретению всех других удовольствий; но известно, что на земле мало людей, которые не стремились бы к каким-либо удовольствиям и не желали бы улучшить своего положения. Такое высокое значение богатства делает то, что корыстолюбие овладевает сердцем человека сильнее всех других страстей.
Представляя себе те удовольствия, какие можно приобрести посредством богатства, уважение, всеми оказываемое богатому, с другой стороны, представляя все неудобства бедности, всякий напрягает свои силы к его приобретению. Иные употребляют даже непозволительные средства к обогащению себя, завидуют богатому, воображая его счастье и благополучие. Конечно, есть люди, кои стремятся к обогащению и с благими намерениями, желая употребить богатство на пользу ближних; но такие люди идут к своей цели спокойно и без страсти.

В душе некоторых людей страсть корыстолюбия часто принимает особое, отличительное направление. Большая часть людей хотят обогатиться лишь для того, чтоб вести приятную, независимую жизнь; но у иных богатство получает значение не средства, а цели. Такие люди находят удовольствие в одном созерцании своего богатства; их прельщает и услаждает одно простое представление, что они богаты, что они имеют сокровища.
Это – скупость. Подобное состояние души есть самое нелепое и бессмысленное. Может ли мыслящий человек подумать без удивления о скупце, лишающем себя всех удовольствий из любви к деньгам! Простительно и понятно, если человек любит богатство, как средство к жизни и ко всем другим удовольствиям; но каким странным процессом разумная душа доходит до того, чтобы наслаждаться одним видом богатства, трепетать от одного блеска золота, беречь деньги как предмет, который ей дороже всего. Не есть ли это род помешательства, когда человек наслаждается видом мешков, полных золота, и в тоже время терпит голод и холод?

Скупость, как факт, как душевное явление, если угодно, понятна и легко объяснима: человек изменил средство в цель и стал любить богатство, вместо удовольствий, от него получаемых; но странность заключается в том, как он мог дойти до такого состояния. Еще страннее, что скупость овладевает человеком большей частью в старости, когда он наиболее приближается к смерти и наименее должен бы думать о земном. Умирая, скупой жалеет лишь о том, что расстается со своим сокровищем. Такова душа человеческая! Кто не видит в этом доказательства нравственного её падения?

Сластолюбие есть сильное стремление к половому соединению, происходящее, от представления чувственных удовольствий, с ним сопряженных.
Страсть данная имеет то отличие, что она первоначальное свое основание находит в естественной потребности телесной природы.
Другое отличие её состоит в том, что она проявляется в человеке порывами, будучи же удовлетворена, или даже подавлена влиянием воли, как бы совсем исчезает.
Страсть сластолюбия действует на душу разрушительно, так что никакая другая страсть не может сравниться с тем волнением чувств, в какое она может повергать человека.
Так как чувственное удовольствие в ней сильнее и привлекательнее, то и влияние её и крайности, до которых она доводит человека, гораздо значительнее.

Честолюбие- есть стремление стать выше других людей, приобрести власть над ними, обратить на себя внимание других, словом – приобрести почести.
Оно происходит от представления того удовольствия, какое приобретение таких преимуществ может доставить нам.
Ничто так не льстит человеку, как внимание и уважение, а еще более удивление других.
Что-то обаятельное и привлекательное для всех заключается в славе и почестях, а потому редко кто не увлекается честолюбием.

Желание заслужить внимание людей и славу справедливо почитается рычагом и двигателем человеческой воли. Естественно, что человек, сильно желая заслужить честь от своих сограждан, старается отличиться какими-либо делами.
Ученый напрягает свой ум к открытию каких-либо новых истин; правитель к установлению порядка и законов; полководец к изобретению планов для поражения неприятелей.
Но тем не менее несомненно, что желание заслужить славу бывало часто причиной самых печальных событий. История показывает нам как люди, увлекаемые честолюбием, опустошали земли и истребляли тысячи других, подобных себе существ.

Самолюбие – источник вообще всех наших душевных состояний и страстей, так как последние суть видоизменения его.

Эгоизм – особенная исключительная наклонность думать и заботиться лишь о своем спокойствии, о своих выгодах, пренебрегая и жертвуя собственным интересам всеми другими личностями.
Эгоист думает лишь о себе и на всех людей смотрит, как на орудия для своей личности.
Такой человек бывает хладнокровен к чужим страданиям и думает лишь о том, чтоб самому быть покойным.
Такое состояние духа есть самое жестокое и бесчеловечное.
Холодный эгоист есть чудовище общества, – существо, лишенное человеческого чувства.
Можно смело сказать, что эгоизм хуже всех прочих страстей и пороков: ибо прямо противоположен основному закону общественной жизни и общего благосостояния.

Присутствие какой бы то ни было страсти в душе предполагает, что человек приучил себя к ней.
До такой степени приобрел привычку и вкус к удовольствиям, что они делаются для него необходимостью.
Всякая же привычка рождается в нас в следствии лишь частого повторения одних и тех же ощущений и действий.
Чтобы приобрести страсть, надобно доставлять себе несколько раз то удовольствие, которое составляете предмет желания.
Исключение составляет разве одно сластолюбие, которое проявляется, в следствие устройства организма, без всякой привычки.
Человек так сильно подчиняется страстям. Привычка, как известно, сильнее самой натуры.
Чем сильнее питается страсть, тем она становится настойчивее, и чтобы освободиться от неё, не надобно её удовлетворять,
или надобно стараться приобрести противоположные ей привычки.

25. Какая сущность всех душевных состояний?

Сущность всех душевных состояний есть ощущение удовольствия или неудовольствия.

Сущность страстей заключаются более в желании, сильном стремлении к известным удовольствиям.

Душа иначе чувствует радость, иначе любовь, иначе удовлетворение честолюбию, иначе удовольствие от приобретения корысти и пр.

Любовь мы чувствуем как воспоминание, или представление того предмета, который доставляет нам удовольствие, или как стремление к нему.
Радость, как удовлетворение настоящее, минутное.

Два состояния страх и гнев: оба они суть ощущения неприятные, состояния тяжелые; но они чувствуются весьма различно, и мы никак не смешиваем их между собой.
В страхе первая мгновенная мысль бывает об опасности, первое движение – избегнуть, уйти от неё прочь.
В гневе, напротив, замечается какое-то стремление нанести зло, уничтожить предмет гнева.
Печаль и стыд – также чувства неприятные, но как различно они в нас чувствуются.
В печали действует мысль, что мы лишились известного удовольствия;
в стыде первое движение души – это опасение, что мы стали предметом насмешки или, что мы унизили себя.

Замечательно также, что неприятных душевных состояний гораздо больше, и они многообразнее; напротив того, состояния приятные не столь разнообразны.

Конечно, каждое удовлетворение страсти есть вместе и приятное состояние души; но сама страсть, по своей сущности, есть больше неприятное, чем приятное состояние.
Да и само это удовлетворение бывает только временное: ибо всякая страсть тем-то и несносна, что никогда не бывает вполне насыщена.
удовлетворение более раздражает ее, чем угашает.
В этом и заключается объяснение того, почему человек страстный всегда бывает недоволен, всегда ищет лучшего и большего.

1. влияние душевных состояний на нравственную сторону человека
2. влияние душевных состояний  на организм человека.

Душевные состояния приятные: любовь, сожаление, радость и прочие делают человека лучше и добрее.
Искренняя любовь, имеющая предметом лицо или занятие достойные, облагораживает человека и побуждает его к самоусовершенствованию.
Любящий человек старается сделать себя достойным предмета своей любви, а потому старается ему нравиться хорошими качествами.
Радость делает человека мягким, добрым. В радости он готов скорее сделать добро, простить оскорбление, забыть зло.
Чем сильнее чувство радости, тем человек становится общительнее: он как бы хочет, чтобы все были с ним счастливы.

Из неприятных чувств только некоторые и притом в особенных случаях приносят пользу человеку.
Так, напр., скорбь и особенно вид её – сожаление.
Последнее впрочем, есть уже проявление хорошей стороны души.
Скорбь заставляет человека углубиться в самого себя и узнать себя.
Она смиряет гордость и тщеславие, делает его снисходительнее к другим.
Кто испытал много горя, тот лучше сочувствует страданию ближнего; но все это в известной степени и при известных обстоятельствах.

Другие состояния души – результат как бы болезни её, и потому вредны и унизительны.

Возьмите, напр., страх: он унижает душу, отнимает силы и способности и даже совершенно отупляет её. В гневе человек теряет ум и совершает поступки непростительные. Ненависть ослепляет душу, делает ее недоступною и нечувствительною к добру. Влияние страстей еще сильнее. Они совершенно порабощают разум и волю. Таким образом, все дурные состояния души сходятся в том, что они омрачают ум и покоряют или ослабляют волю.

Влияние душевных состояний на организм, как отчасти было объясняемо прежде, не менее сильно.
Впрочем, не всякая страсть обнаруживает себя в видимых признаках, и притом это зависит от силы воли и привычки человека.
За общее правило и здесь можно принять то, что приятные ощущения поддерживают здоровье, а неприятные, напротив, вредят ему. 
Любовь, радость, надежда оживляют человека, производят кровообращение, способствуют пищеварению: иногда внезапная радость вылечивает больного.

Дурные состояния действуют вредно и тем вреднее, чем они сильнее и продолжительнее.
Печаль и скорбь замедляют обращение крови, стесняют дыхание, а при высшей степени производят смертные болезни.
Гнев волнует кровь, заставляет приливать ее к голове, к сердцу и даже производить инфаркт, инсульт.

Но влияние душевных состояний, в некоторых исключительных случаях, бывает особенное, страшное.
Они иногда производят расстройство разума, или душевную болезнь.
В самом деле, некоторые душевные болезни суть прямые следствия описанных выше состояний и страстей, и объясняются ими вполне.
Они суть напряжение, или высшая степень душевных ощущений, превратившихся в продолжительное и нормальное состояние.
Меланхолия, очевидно, есть продолжительное, постоянно скорбное расположение духа.
Меланхолик в душе чувствует тоже, что и всякий человек печальный, только с тем различием, что состояние меланхолика непрерывное, а не временное.

Гнев на высшей степени доводит до безумных поступков, до самозабвения.
Но представьте себе, что человек ежеминутно предается бешеному гневу, что этот гнев постоянно помрачает его разум – и вы будете иметь совершенный образец известного помешательства (mania furibone1а).
Легко может случиться, что такое напряжение гнева превратится в непрерывное состояние, и тогда разум окончательно померкнет, и человек сделается помешанным.

Вообще всякое сильное напряжение страстей есть само по себе род помешательства.
Ум, ослепленный какой бы то ни было страстью, рассуждает и понимает совершенно превратно, вопреки здравому своему состоянию.
В страхе человек видит и слышит совершенно не так, как в нормальном состоянии; ненависть рисует ему предметы в другом свете, а любовь также – в ином.
Словом, как мы заметили еще выше, при сильном действии страстей человек всегда близок к помешательству. Когда же страсть постоянно поддерживается на высшей точке; то значит – ум постоянно молчит, и человек становится сумасшедшим.

И так главное проявление высшей страсти есть то, что она помрачает разум и ослабляет волю, а сделавшись постоянным, нормальным состоянием, превращается в страшную болезнь – помешательство.

Наблюдая над развитием души человеческой с самых первых дней жизни и до старости замечаем:

Во 1-х, что душевные состояния проявляются весьма рано, почти с колыбели младенца.
Если мы станем наблюдать за ребёнком, которому не более года, то увидим в нем начало большей части описанных выше чувствований.
Дитя любит мать и няньку, и эта любовь его есть ничто иное, как чувство удовольствия, получаемого им от матери.
Мы заметим в нем ревность, ибо оно сердится, досадует, когда его мать ласкает чужого ребенка.
В этой ревности заключается и зависть и гнев.
Впрочем оба последние чувства яснее и чаще проявляются в дитяти в виде капризов, плача и других движений.
Если ребенок видит игрушку в руках другого ребенка, то старается отнять ее и при этом явно обнаруживает зависть и досаду.
Часто, чтобы заставить дитя выпить или скушать что-нибудь, бывает достаточно показать вид, что хочешь отдать питье или кушанье другому ребенку.
Эти и подобные факты ясно показывают, что в сердце детей кроются уже зачатки соревнования и тщеславия.

Гордость, суетность, презрение к другим развиваются в них несколько позже.
Дитя двух лет очень хорошо замечает, если оно одето лучше и богаче других, то его значение его выше некоторых других детей, и с пренебрежением смотрит на других.
К сожалению, также рано и проявляются в детях скрытность, притворство, лукавство и другие неодобрительные чувства.

Отличительное же свойство детских чувств есть непостоянство и переменчивость.
Дети чрезвычайно подвижны в своих чувствах: у них плачь и смех следуют друг за другом, без промежутков.

Во 2-х, душевные состояния имеют свои возрасты, следующие физическому возрасту человека.
Юность и возмужалость есть пора напряжения и кипения чувств и страстей.
Но не все страсти и состояния следуют этому закону.
Юноша, полный силы и возраста, больше предан некоторым только чувствам, а о других не думает.
Им наиболее владеют плотские страсти, честолюбие, стремление к почестям и славе.

Наконец, в 3-х, в старости одни душевные состояния и страсти ослабляются, за то другие, кажется, еще более усиливаются.
По крайней мере замечено, что старики сильнее подвержены страсти честолюбия и скупости, нежели молодые.
Эти две страсти преследуют человека до гробовой доски. Не странно ли, что чем более человек близится с минутою, в которую окончательно должен расстаться со всеми почестями и богатствами, тем он сильнее иногда начинает любить их.

Наслаждение изящными предметами есть явление глубоко психологическое и объясняется из тех же начал, как и прочие душевные состояния.

Причина удовольствия, возбуждаемого в нас изящными предметами, заключается в способе впечатления от них на наши чувства, в возбуждении в нас игры разных чувств и представлений.

Приятные впечатления на чувства рождаются в нас или от произведений так называемого пластического искусства, как-то, живописи, ваяния, зодчества, или же от произведений самой природы, как то, от разных местоположений, морей, гор и проч. Созерцая произведение искусств, человек наслаждается в живописи – выражением действительности, верным воспроизведением природы, размышлением об искусстве художника.
Созерцая какую либо величественную картину природы или искусства, мы чувствуем в себе и удивление, и страх, и сожаление; тут заняты и ум, и воображение: словом, в нас возбуждается жизнь, игра чувств.
Если вникнем глубже, то увидим также, что в удовольствиях от изящного предмета немалое участие принимает и чувство самолюбия: нам приятно думать, нам льстит мысль, что мы можем сочувствовать искусству и ценить его. Словом сказать, изящный предмет нравится от того, что он возбуждает в нас игру чувств.

Это еще яснее открывается во влиянии на нас произведений поэтических.
Поэзия овладевает нашим воображением, возбуждает деятельность его, а также и все другие чувства.
Прибавьте к этому приятную игру созвучий, мерность языка, остроумие, порывы чувств поэта, и вы увидите, что сущность впечатления здесь состоит в игре разных чувств.
Красноречие стремится прямо к тому, чтобы убедить человека доводами разумными и также возбуждением в нем тех или других чувств.
Душе нравится то, что шевелит ее, возбуждает в ней жизнь, деятельность.

В теориях изящных наук, или эстетиках, принято говорить о бескорыстных чувствах, т.е. о бескорыстном наслаждении изящными предметами.
Бескорыстная любовь, или бескорыстное удовольствие, говорят эстетики, состоит в том, когда удовольствие возбуждено в человеке мимо всякой мысли о пользе материальной.

Но такое разделение удовольствий на корыстные и бескорыстные с психологической точки зрения не справедливо.
Слова – удовольствие и бескорыстие друг друга опровергают.
Для души нашей есть одна корысть – удовольствие.
Душа наслаждается тем, в чем привыкла находить удовольствие.
Кто понимает искусство и привык ценить его произведения, тот, значит, приучил себя к наслаждению изящными произведениями.
Но тот же самый человек наслаждается также своим богатством, и оба эти наслаждения, по сущности своей, одинаковы.
Потому что как то, так и другое, состоит в ощущении приятного, в удовлетворении, в удовольствии.

Для души нашей есть один способ наслаждения, – это получение удовольствий от чего бы то ни было.
Человек любит деньги и богатство не для них, а потому что они суть средства к удовольствиям.
Он любит славу, ибо она льстит его гордости и суетности.
Точно также он и изящные предметы любит потому, что они доставляют ему удовольствие.

Во все так называемые бескорыстные удовольствия входит чувство, которого никак нельзя назвать бескорыстным, это – чувство удовлетворенного самолюбия.
Нам доставляют удовольствие те предметы, которые возвышают нас в собственных наших глазах, рождают в нас чувство величия человеческого.
Если глубже вникнем в себя, тщеславие наше удовлетворено мыслью, что мы способны обнять умом великий предмет.

Любовь матери к своему ребёнку есть чувство, по видимому, самое бескорыстное, но разберите его: мать любит дитя, как свою плоть, как свое рождение.
Она наслаждается им, она олицетворяет в нем свои чувства, – это её плод, труд, гордость. Тут, как и во всем и везде, удовольствие есть удовлетворение своего чувства.

Словом, психологически говоря, нет удовольствий бескорыстных.
Душа различает в себе только приятные и неприятные ощущения. Все приятное, все что доставляет ей удовольствие по каким-либо причинам, составляет предмет её стремлений, а все неприятное – предмет отвращения.

Бескорыстными же чувствами и наслаждением, в собственном и возвышеннейшем смысле, можно назвать лишь одни религиозные чувствования.

https://azbyka.ru

Перейти в начало